Остро хочется каркадэ, каким его готовили в Египте - крепкого, наcыщенно алого цвета и холодного настолько, что запотевает стекло. Только без сахара. Он там лишний.
Закутаться в плед и пить маленькими глотками, держа ноут на коленях. Зимой за ним только так и стоит сидеть - чтобы одновременно и работать, и греться. На улице мороза под тридцать, а топят не настолько хорошо, чтобы разгуливать, по привычке, полуодетым. А привычке изменять ох как неохота. Даже под угрозой простуды. Вот и прячешь руки на груди, греешь дыханием, прежде чем напечатать очередное предложение...
И всё равно я люблю зиму.
За зеленый и красный снег под светофорами, за искрящиеся сугробы и опушистившиеся сосны.
За то, что ночь заканчивается к девяти утра и начинается в пять вечера, заставляя ощутить себя самым настоящим ноктюрным созданием, и можно сидеть в темноте, среди проводов и звуков, которые не принадлежат ни этой комнате, ни этому городу. И глаза не болят, потому что темно.
За десять дней праздников, внеочередной отпуск, когда можно будет - наконец-то! - увидеть и дотронуться, и уснуть не в одиночестве.
Где-то за горизонтом горят гигантские газовые факелы, отсвечивая в ночь розовым.
Каждый раз, когда вижу это прозрачное, пепельное...теплое...наверху, в горле встает комок.
Почти слишком красиво.
И по бледному кругу луны ползут облака...
Интересно всё же, отчего дед так настаивал, чтобы меня назвали Дианой? Странное ведь имя, непривычное ни слуху, ни культуре. Сколько помню, листала телефонные справочники, ни одной Дианы в Кишиневе не видела...
Мыррр.