Прекрасные и талантливые.
Я, сами понимаете, в восторге)
pillars of eternity, м!хранитель, эдер|алот, ust для Veldrin Mith
500 слов
Дороги из-за дождей размыло, сапоги увязали в грязи, и оттого путь, который при лучших обстоятельствах занял бы дня четыре, грозился растянуться на неделю. Для ночлега приходилось долго искать место посуше; тот, чья очередь была дежурить, получал теплый плащ и флягу, а остальные устраивались под телегой.
Они сопровождали девушку-торговку из Каэд Нуа — она платила хорошие деньги и единственная в их отряде (кроме Эдера, конечно) сохраняла хорошее расположение духа, даже стуча зубами от промозглого холода. Она была красива — даже спутавшиеся в дороге волосы и красные пятна на обветрившейся коже не могли испортить ее настолько, чтобы это стало не так — и разговорчива; нежно трепала лошадку, тащившую ее телегу, по холке, и не считала, что эль хоть в чем-то уступает вину. Не было ничего удивительного в том, что уже на второй день пути Эдер начал смотреть на нее по-особенному. Они и ночами придвигались поближе друг к другу; впрочем, Алот и сам несколько раз просыпался от того, что прижимался к Хранителю. Тот всегда спал на спине, востроносый и бледный — и спросонок казался до ужаса похожим на мертвеца.
На исходе шестого дня путь им преградило дерево, свалившееся поперек дороги. Пришлось остановиться. Лошадь начала лениво объедать зелень с веток.
Хранитель посмурнел.
— Хорошее место для засады, — шепнул он Алоту. — Гляди по сторонам.
Он направился к Эдеру и нанимательнице; пальцы Хранителя легли на рукоять кинжала. Алот глянул на север — туда, где должен был скрываться во влажном тумане пункт назначения — и вздрогнул, уловив стремительное движение в полутьме.
— Слышь, вы! — рявкнула Изельмир во всю его глотку. — Справа, слепошарые!
Эдер и Хранитель рванули из ножен оружие, встревоженно заржала лошадь. Нападавший был ловок — Хранитель едва успел отбить его удар. Эдер кинулся на подмогу; Алот почувствовал, как закололо кончики пальцев еще не сотворенное заклинание.
— Стоять! — гаркнула вдруг нанимательница — так, будто полжизни проработала смотрителем в казармах. — Назад! Оба!
— Мэл, — процедил Хранитель, не оборачиваясь. — Мы — твоя охрана. И мы, мать твою, охраняем тебя.
Но она его не слушала. Она спрыгнула с козел, увернулась от Эдера, попытавшегося было перехватить ее, и побежала к нападавшему. И он опустил оружие и раскрыл ей объятья.
Неприглядные наросты покрывали почти всю его голову, обнажая сероватую кожу лишь ниже носа, но, судя по блеску в глазах их нанимательницы, она видела в лице богоподобного нечто прекрасное. Хранитель равнодушно выслушал объяснения, отчетливо напоминающие извинения, пожал плечами и оживился лишь когда выяснилось, что дальнейшее сопровождение от них не потребуется.
Алот бросил на Эдера быстрый взгляд. Тот совсем не выглядел разочарованным. О разбитом сердце его внешний вид тоже никоим образом не говорил. Эдер, похоже, почувствовал, что на него смотрят, поднял взгляд на Алота, и пришлось торопливо отвести взгляд, чтобы не покраснеть.
Если ты продолжишь пялиться и бездействовать, что-нибудь сделаю я.
Нанимательница тепло попрощалась с каждым из них, позволила Эдеру в последний раз потрепать лошадиную гриву и отдала Хранителю вторую часть оплаты.
— Приятно было работать с вами, — церемонно заверил тот, пряча деньги. — Несмотря на крохотное недопонимание.
Богоподобный улыбнулся, показав острые белые зубы.
— Спасибо, — сказал он.
Когда они двинулись обратно, наконец выглянуло солнце.
URL записи
В рамках набранной пачки заказов, для Veldrin Mith, обещанное.
постканон Логейн/CC - ну, в данном случае преслэш, а то и вовсе броманс.Кусланд лежит на ковре в его комнате и глядит в потолок, прямо на горящую люстру. Она отражается в его зрачках, Логейн со своего места видит светлые точки, наверное, перед глазами у него давно уже плывут цветные пятна. Рядом растянулся его пес, устроив голову на лапах, и Кусланд лениво гладит его по мощному загривку.
Ему следовало выгнать их обоих еще в полдень, когда они ввалились к нему с бесцеремонностью, недостойной потомков древних родов, что человеческого, что собачьего. Ему вообще не следовало их пускать, честно говоря.
Не следовало говорить об Аноре, об Архидемоне и о новоиспеченном короле. О Мэрике тоже не следовало, и о друзьях Кусланда - шайке совершенно непотребной, но забавной.
На Анору-то Кусланд его и поймал, ради нее он сюда пришел, так он сказал, он просто беспокоится о том, чтобы не было беспорядков, и, словом, думает ли Логейн...
Он думал, и еще как. Ему много чего было сказать насчет всего этого, а потом, в какое-то мгновение он обнаружил, что говорит о разбитых в детстве коленках Аноры, и Кусланд слушает, сунув палец в рот и по-плебейски отгрызая заусенец, и смеется там, где нужно, и спрашивает там, где нужно. Взамен он получил байку о псе, влезающем на кухню (мабари торжествующе проскакал по комнате на описании жестокой схватки с крысами, пыли, наверное, выбил больше, чем все служанки вместе взятые; оба рассмеялись), и о том, как в детстве Кусланд свалился с дерева.
Наверное, его нужно было выгнать еще после этого, сказать ему - да, очень интересно, но тебе уже надо идти, что-нибудь в этом духе. Анора была большая мастерица выставить кого-нибудь за дверь и не обидеть, Логейн кое-чему научился у дочки, но особенно на такие вещи внимания никогда не обращал.
Ему следовало выгнать их обоих еще перед ужином, когда за окном начало смеркаться, и Кусланд сказал:
- Прикажи, пусть сюда пожрать принесут, а? Не хочу я никуда идти.
Ему следовало выгнать их обоих час назад, когда Кусланд, смеясь и жульничая, учил его карточной игре, привезенной его приятелем из Антивы.
Сейчас он валяется на полу и глядит на люстру, а небо в окне из темно-синего становится уже розоватым, наливается краской, как будто зреет, и у Логейна болят глаза, болит спина, болит шея, и начинает ломить в висках, он уже не мальчик, чтобы разговаривать всю ночь напролет.
- Надо поспать хоть маленько, - говорит Кусланд сонно. - Ехать еще.
И это чистая правда - ему ехать в Амарантайн, Логейну - на границу, им обоим нечего здесь больше делать. Логейн, в общем, ничего не имеет против границы. Солдатом был всю жизнь - солдатом и умрет, чего уж там. Можно и в Орлее делать что должно.
- Только я не встану вообще, - признается Кусланд и зевает. - Слушай, можно я здесь буду спать, а?
- Спи.
Логейн поднимается с места, и поясницу простреливает болью, но это ничего, он давно привык. Он разгибается с усилием, чувствуя каждый позвонок. Кусланд глядит на него снизу вверх, а Логейн бросает взгляд на постель, которую нужно разложить. Убрать покрывало, вот это все, он так и не полюбил за все годы все эти многослойные тряпки. Лучше солдатского одеяла ничего не придумать, так он считает - и опускается на ковер рядом с Кусландом, с наслаждением распрямляя спину.
- Если хочешь, можно положить голову моему мабари на задницу, я его передвину, - любезно предлагает Кусланд, и Логейн фыркает в ответ.
- Обойдусь как-нибудь без задницы твоего мабари.
Кусланд переворачивается набок, лицом к нему.
- Светит же в лицо. Как ты спать будешь?
- С трудом, - лаконично отвечает Логейн, и Кусланд издает короткий смешок.
Он приподнимается на локте, перегибается через Логейна и стискивает в кулаке угол покрывала, тащит его на себя, разворошив всю тщательно заправленную кровать. Покрывало ложится на их лица, и, хоть сквозь него и пробивается свет, теперь его гораздо меньше. А если спать на боку - то его почти вообще нет.
Логейн переворачивается набок и слушает, как рядом на ковре возится Кусланд. Когда он почти засыпает, до него доносится глухое из-за ткани:
- Хочешь, я к тебе в гости на границу приеду?
Логейн хочет сказать ему, что уж это - совершенно излишне и не соответствует никаким нормам субординации. Что весь этот разговор - чистая случайность. Что они даже не друзья, у него вообще не слишком много друзей, по правде сказать.
- Хочу, - говорит он.
URL записи